[Makha]

Решила поделиться с вами... Сейчас я смотрю потрясающее аниме.... Вот оно:

Mushishi или Мастер Муси



Если убрать лишние слова, получится хайку, всё о той же весне или осени, что приходят вновь и вновь и никогда не повторяются. Если ограничиться простыми линиями и не думать о фоне – останется рисунок тушью, цапля на речном берегу, полупрозрачный силуэт горы вдалеке. Без исторического подтекста, деталей и сюжетных нагромождений история превращается в притчу, способную объяснить всё самое сложное лёгким и понятным языком. Когда из мистико-приключенческого аниме-сериала выкинули экшн и агнст, получилась удивительнейшая штука, про которую легче сказать, чем она не является, чем объяснить, что же это такое. И хотя есть образцы для сравнения, и вроде бы знаком жанр, но «Мастер Муси» оказался произведением-водоразделом. Есть до, есть после, но пока не пройдёшь через этот перевал, моря не увидишь.



Происходящее можно назвать «феноменом Mushishi», как ни поверни – явление редкое. Сериал, который транслировался поздней ночью, не только не затерялся на фоне прайм-таймовских саг, но обогнал многие из них. Выделяясь непривычной приглушённостью цветов на фоне традиционного ярко-красочного дизайна, отличаясь и замедленным темпом, и скудной экспрессией, он словно сумел затронуть некий забытый пласт эмоций, нашёл русло невидимой подземной реки и позволил своим зрителям ощутить мистическую тишину предрассветного часа, когда рождается новый день.



Кто знает, возможно, причина успеха «Мастера Муси» кроется в лаконичности, той ясной простоте, что свойственна всемирно-популярной японской поэзии, дизайну, кухне? Естественный вкус продуктов, которые должны быть максимально свежими, натуральность материалов в посуде, ничем не приукрашенная гармония пейзажей – море, горы, заросшие лесом, падающий снег и рисовые поля – как красота Фудзи, которую можно рисовать снова и снова. Понятно, что экономия и простота этой культуры напрямую связаны со скудной и трудной жизнью на Японских островах – кто спорит, лаконичность и даже бедность «Мастера Муси» обусловлены бюджетом. Но для опенинга вполне хватает солнца, что играет в речных волнах и пробивается сквозь летнюю листву, для саундтрека – лёгких и трогательных мелодий, и «экономная анимация» вполне соответствует темпу и настроению. Точно так же пара цветков и несколько веточек составляют совершенство икебаны. И если всмотреться в «Мастера Муси», изучить его как особый редкий вид, обнаружится гармоничное единство структурных, сюжетных и изобразительных составляющих.



Концептуальная схема в строении сериала позволила начинать каждую серию «с чистого листа», не отвлекаясь на основной сюжет. И каждая серия стала изысканной многогранной метафорой, основанной на взаимосвязанных образах, оттенках и смыслах. Зелёный цвет и источник жизни, темнота и свет, тишина и непрекращающийся шум бытия, картина и душа художника, зерно и жертва – это лишь примерный, условно-урезанный «пересказ», и как невозможно до конца объяснить семнадцать слогов хайку, так для каждой серии можно привести множество трактовок.



Условное время действия освобождает от исторических тонкостей. В «альтернативной» Японии Юки Урусибары сохранилось лишь то, за что любят периоды Эдо и Мэйдзи: мир, спокойствие, безопасность, порядок – благополучное средневековое фэнтези, не претендующее на достоверность, почти сказка, со своими чудесами, волшебством и особыми законами бытия.



Однако присутствие муси, их специфические черты, их влияние с зачастую трагическим результатом – все эти сверхъестественные составляющие не мешают сериалу быть предельно повседневным. Конечно, синтоизм как мировоззрение предполагает мирное сосуществование людей и духов, но одно дело, когда о духах вспоминают, кланяясь камфорному дереву или здороваясь с хранителем водопада. В «Мастере Муси» духи предельно активны, подчас бесцеремонны и даже жестоки, как могут быть жестоки засуха, цунами или эпидемия. Но эти пугающие и опасные чудеса не заслоняют героев и следуют параллельно прекрасной обыденной реальности.



«Мастер Муси» в первую очередь о людях, об их отношениях друг с другом, о понятных и близких каждому устремлениях, ограниченных домом, семьёй, выбором своего пути и поисках самого важного, о долге, страстях и надеждах. И как в каждой серии, словно в энциклопедической статье, свой вид муси – так и в каждой же особенная и вместе с тем универсальная человеческая судьба. Бегущие из дома влюблённые, сестра, ухаживающая за больным братом, муж, жена и их ребёнок, взаимоотношения отца и сына – словно маленькие пьески в повторяющихся декорациях.



Лишённый единого сюжета, сериал развивается внутри каждого эпизода: через вступление к развязке и непременному финалу – письму, слуху или мини-эпилогу о том, что происходило дальше. Порой такая доскональность кажется избыточной, рассказчики сменяют друг друга, одна история прячется в другой, но здесь повествовательный характер сериала ближе не к роуд-муви, а скорее к дневнику путешественника. Вот ещё один день, новая деревня или местность, потом автор переходит к людям и старательно заносит на страницы их биографию, но даже попрощавшись, не хочет расставаться, помнит о каждом, знает, что ни одна история не кончается навсегда.



Всё это – метафоричность, условность и законченность – превращает «Мастера Муси» в цикл притч, объединённых одной философией, мировоззрением, настроением – можно называть, как угодно. Смысл странствий главного героя Гинко не только в том, чтобы проложить тропку между отдельными историями про людей и муси.



Следует уточнить, что «Мусиси» (поливановскую транскрипцию нередко отдают в жертву благозвучности, однако правильнее произносить именно так) можно перевести не как «мастера», а как «специалиста по муси» или «мусиведа» (-shi в составе «Mushi-shi» – это, скорее, суффикс по профессии, чем «учитель» или «наставник»). Гинко ближе к энтомологу и одновременно специалисту по борьбе с «насекомыми» в одном лице. Он «мусивед» – тот, кто в первую очередь изучает и только благодаря этому может управлять этими таинственными и вездесущими существами.



Гинко не детектив и не «охотник за привидениями», его ведёт не стремление «творить добро любой ценой», а скорее жгучее неизлечимое любопытство. Такими бывают прирождённые ученые, способные неделями гоняться за редким видом или беспечно рисковать своей жизнью, желая проверить очередную теорию. И кажется, здесь кроется главная тайна сериала. Муси живут не сами по себе – многие из них вмешиваются в судьбы людей. Так или иначе, но вместе с исследованием муси Гинко изучает людей.



Едва ли не с первой серии становится понятно, что он не просто «мусивед», посвящающий своё время «научной работе» – где обитает, что ест и чего боится очередная диковинная «зверушка». Гинко приходится быть и доктором, и священником, и даже порой судьёй, к чьему мнению готовы прислушаться. Потому что иногда муси оказываются неизлечимой болезнью, иногда – страшнейшим искушением, а порой – трудноразрешимой проблемой. Но лекарство и спасение каждый должен найти в себе сам – Гинко лишь открывает человеку разные пути, варианты развития событий и ждёт, готовясь к любому исходу и страстно надеясь на лучшее. «Живи!» – то, о чём он неизменно просит. – «Не сдавайся».



Исследуя стойких и цепких муси, так хочется научить этому упорству людей. Сидя на берегу Коки, потока вечной жизни, очень тяжело примириться со смертью даже совершенно незнакомого человека. Поток жизни, протекающий под землёй, отражается не только во Млечном пути – он в каждом продолжающем ежедневную борьбу с неизлечимой болезнью, сорняками на полях, холодом, усталостью и одиночеством.



Смирение, внутренняя сила, помогающая принять удары судьбы и двигаться дальше вопреки боли и отчаянию – эти способности оказываются самой действенной магией, залогом если не победы, то избавления от страданий. От героев «Мастера Муси» требуется не одномоментный подвиг, но ежедневная стойкость и терпение – так в крестьянских буднях невозможно остановить смену сезонов, изменить то, что произошло, надо принимать каждый день и никого не винить.



Каждый раз Гинко вынужден лечить не только тела, но и души, так что его можно назвать «Нингэнси» – «человековедом». Отсюда его отстраненность, непохожесть, инаковость – страннику подчас легче довериться, чем своему, взгляд со стороны бывает самым точным, хотя и самым жестоким, чтобы изучать людей – надо перестать быть одним из них. Незнакомый человек с белыми волосами в нездешней рубашке с пуговицами и в пальто, который не боится признать: «Я всегда мог уйти до того, как наступит беда» – Гинко как проводник между двумя соседними мирами притягивает муси и неизменно стремится к людям. И пускай он не может долго оставаться на одном месте, но, уходя из одного дома, он всё равно идёт в другой.



Эдакое меланхоличное воплощение сумрака, моста между светом и сном, правым глазом вглядывающийся в каждый день и каждое новое лицо, левым оставаясь с бесконечной тьмой. Чужак, который ближе, скорее, к зрителям сериала, чем к его героям. Его анахроничные ботинки контрастируют с крестьянскими гэта и дзори, его сигареты так странно смотрятся рядом с трубками-кисэру, его белые волосы неизменно выделяются среди чёрных японских шевелюр, но оброненное «я вечный изгой» – это не жалоба, а, скорее, попытка попросить прощения у тех, с кем он не может остаться. Это свобода того, кто постоянно переходит из одного мира в другой и потому не может принадлежать ни одному из миров. Но самое глубокое одиночество нарушают муси, а чувство нужности и полезности излечивает вернее горького лекарства.



И если идеи этого «цикла притч» можно назвать новой версией синтоизма, то Гинко становится тем самым мастером, что направляет и даёт возможность выбора – и одновременно учеником, терпеливо постигающим новые знания. Надо лишь двигаться вперёд, через сугробы, перевалы, болота и пропасти, вместе с движением потока Коки, параллельно Млечному пути, по своей собственной дороге – без цели, просто ради самой жизни.

© Расселл Д. Джонс, 2006.12.02